Владимир Николаевич Катасонов

ИНФОРМАЦИЯ И РЕАЛЬНОСТЬ

Владимир Николаевич Катасонов доктор философских наук, доктор богословия, профессор, заведующий кафедрой «Философии» Общецерковной аспирантуры и докторантуры им. Святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, профессор ПСТГУ.

Аннотация. В статье анализируется понятие информации в связке восприятие –  научная теория – информация. Подчеркивается, что господствующий способ представления информации имеет существенно дискретный характер, что естественно связывает информацию с проблемами теории множеств. Показывается ограниченность дискретного подхода к  описанию реальности, его недостаточность для изучения сознания и проблем духовной жизни. Информационная техника и само понятие информации выступают, тем самым, как одно из характернейших проявлений изоляционистских и кризисных тенденций современной цивилизации.

Ключевые слова: жизненный мир, информация, дискретность, непрерывность, актуальная бесконечность, философия сознания, вера, реальность, технологическая цивилизация.

 

 

Vladimir Katasonov

INFORMATION AND REALITY

Vladimir KatasonovChair Professor of Philosophy in The Postgraduate and Doctoral School named after Holy and Equal-to-the-Apostles Cyrill and Methodius; Professor of The Orthodox St.-Tikhon University of Humanities; PhD in History of Philosophy, PostDoc in Philosophy of Science, PostDoc in Theology.

Summary.  The paper deals with the concept of information as a member of chain:  perception - scientific theory -  information. It is underlined that the dominating way of the information representation has essentially discrete character that naturally connects the information with the problems of the theory of sets. Limitations of the discrete approach to the description of reality, its insufficiency for studying of consciousness and problems of spiritual life are shown. The use and abuse of the information technics and concept of the information itself  display, thereby, the most characteristic expressions  of crisis tendencies of modern civilisation.

Keywords: the vital world, information, discreteness, continuity, actual infinity, philosophy of consciousness, faith, reality, technological civilisation.

 

 

В.Н. КАТАСОНОВ

Доктор философских наук, доктор богословия

 

ИНФОРМАЦИЯ И РЕАЛЬНОСТЬ

 

Есть строгое, научное, математическое понятие информации. Но есть и мифология информации. Она возникает совершенно естественно постольку, поскольку новые технологии всегда порождают и связанную с ними мифологию. В той степени, в какой новые технологии имеют более или менее широкое применение, им всегда сопутствует и соответствующая мифология. Это происходит не первый раз. Например, на рубеже XIX-XX веков, когда закон о сохранении энергии твердо вошел в науку, а  вскоре  появилась и формула эквивалентности массы и энергии, в философии науки возникает мощное течение, которое называлось «энергетизм» (В.Оствальд и др.), сторонники которого объявляли, что всё есть энергия. Никакой материи, никакого вещества не существует,  всё есть энергия.

Так и сегодня некоторые, так сказать, горячие головы говорят, что всё есть информация, не поля, не частицы, не материя, а всё на самом деле есть информация. Информация есть субстанция. Это и есть та новая мифология, которую мы должны простить культуре, без которой она, культура, собственно, и не существует.

Но более принципиальный вопрос – это всякое ли знание есть информация. Я провожу здесь следующее трёхступенчатое разделение: знание непосредственное, знание научное и информация. Иногда все это называется одним словом информация. Но нам важно именно это различение. Знание непосредственное, скорее всего, можно соотнести с, так называемым,  жизненным миром Э.Гуссерля, то есть с тем восприятием мира, который нам дан нашими непосредственными чувствами, восприятием, ещё не нагруженным всякого рода научными теориями, объяснениями и так далее. Конечно, жизненный мир Гуссерля – это непростая категория, нечеткая, достаточно путаная и у самого ее создателя, но, тем не менее, она в истории философии XX века помогла поставить некоторые важные проблемы.

Второй уровень – это знание научное, то есть, те научные теории, которые наука предлагает для объяснения тех или иных феноменов. И третий уровень – это уровень информации. Под информацией я здесь понимаю знание, которое уже перекодировано для использования машиной, то есть, другими словами, знание, которое выражено в виде этих файлов из нулей и единиц. Именно это конкретное понимание информации здесь для меня важно.

Научное знание, несмотря на всю свою логико-математическую строгость,  всё-таки отличается от информации. Здесь всегда есть место неявному знанию (М.Полани), некоторой прагматической «ауре» навыков применения этого знания. Ученый ( не преподаватель !) всегда смотрит на существующие теории как на одни из возможных, на фоне конкурирующих теорий. Он знает, что эти теории развиваются, верифицируются и фальсифицируются, он может оценивать степень их достоверности. В силу теоремы Гёделя (как минимум !), движение этих научных теорий идёт не применением чисто формальных методов, а, вообще говоря, использованием видения с какой-то «внешней» точки зрения, которая, хотя, и достаточно таинственна для науки, но, тем не менее, существует и активно значима. В этом смысле, научные теории, наука как таковая, вся эта машинария науки, отнюдь не исчерпывается понятием информация. Информация – это есть уже формализованное знание, то, которое мы можем реализовать, в конце концов, в виде некоторого алгоритма.

Очень важный здесь для меня момент – это то, что информация выступает в дискретной форме. О роли этой дискретности ещё в своё время, в начале XX века, очень хорошо говорил А.Бергсон. Он подчеркивал, что в этой дискретности проявляется определённая тенденция нашего рассудка, которая как бы не позволяет нам встретиться с самой реальностью во всей полноте или, точнее говоря, стремится подменить эту реальность. Бергсон назвал это кинематографическим эффектом. Кинематографический эффект нашего рассудка, который стремится всё разложить в ряд состояний покоя, беспощадно  искажает то естественное восприятие движения, естественное восприятие развития, которое необходимо связано с понятием реальности. Об этом писал, помимо Бергсона, и неокантианец Мейерсон и ряд других философов XX века. Но я не могу сейчас здесь останавливаться на этом специально. Для нас важно здесь лишь то, что информация выступает именно в дискретной форме.

Конечно, дискретность информации так или иначе соотносится с пониманием того, что мы здесь всё сводим к числу. Мы говорим о математической физике, мы говорим об об-счёте, в частности, информации или потока знаний, и всё выражаем через число. Вся эта традиция использования числа в естествознании укоренена ещё в античной культуре. От пифагорейцев нам достался тезис, что всё есть число. Но вопрос – какое число?

Пифагорейцы и античная культура знали, собственно, только натуральное число, максимум – отношение чисел, рациональные числа, но античность не знала, -  и, что важнее, не хотела знать ! - иррационального числа.

Иррациональное же число – это принципиальная новация Нового времени, которое попыталось сделать арифметизацию геометрии (декартовская конструкция аналитической геометрии), а через геометрию  арифметизировать и всю физику. И вся физика заговорила на языке математики, в отличие от традиционной аристотелевской физики, которая математику не использовала по принципиальным соображениям.

Главным препятствием на пути арифметизации и тотального применения числа в науке была проблема континуума: можно ли арифметизировать континуум, непрерывность. Новое время сначала просто предполагало это само собой разумеющимся, (как делали изобретатели дифференциально-интегрального исчисления в XVII веке), потом эта проблема обсуждалась всё более бурно, и, наконец, к концу XIX века трудами Дедекинда, Кантора, Вейерштрасса была построена теория действительных чисел. Иррациональные числа тоже стали называться числами.

Известный логик У.Квайн называет иррациональные числа мифом. Действительно,  многие крупные математики XX века относились с большим подозрением к концепции иррационального числа. Дело в том, что эта концепция использует понятие актуальной бесконечности, но с понятием актуальной бесконечности связано множество апорий, и поэтому именно здесь как раз и разворачивается вся критика, здесь разворачиваются все серьёзные проблемы, связанные с понятием иррационального числа.

В особенности, конечно, это было обусловлено тем проектом, который выдвинул создатель теории множеств Георг Кантор. Его проект был достаточно радикальный, он хотел вообще свести всю науку, всё естествознание к исчислению теории множеств. Не только математику, но и физику. Всю физику, считал Кантор, механику и физику видимого мира  должны охватывать множества  мощности алеф-нуль. А физика эфира (в то время ещё была принята концепция эфира, во всяком случае, некоторыми учёными), уже требует, де, множеств мощности алеф-один… Хотя все эти проекты так и остались только благими пожеланиями, тем не менее, нельзя не отметить, что Кантор пытался сделать радикальный вывод из той тенденции, которая существовала в новой европейской науке, начиная с XVII века. Тенденция это была – редукционизм, сведение сложного к простому. Ее зачинателем был Рене Декарт. Так вот, Кантор хотел любое сложное вообще рассыпать в песок простых элементов теории множеств, любая сущность должна была складываться из этих элементов, любая сущность – представляться как некое множество[1].

Подобные проекты Кантор предлагал не только в физике, но, например, и в искусстве. Надо сказать, что в некоторых областях они фактически реализовались. Можно сказать, что сегодняшняя телевизионная развёртка, которая с каждой точкой связывает две ее координаты и какое-то конечное количество цветов, которые могут здесь быть представлены, есть определенная реализация Канторовского «N-кратно упорядоченного множества». Автор теории множеств считал, что через подобные множества можно любое произведение искусства представить в виде некоторого кратно  упорядоченного множества.

Кантор продолжал ту линию, которая, я говорю, изначально в той или иной сознательной форме проявлялась в науке Нового времени, потому, что идея знания как исчисления была очень популярна в XVII веке, и даже ещё раньше, начиная где-то с XIII века, с Раймонда Луллия. Во всяком случае, Гоббс уже говорит, что мышление есть исчисление: как мы соединяем два числа, так мы соединяем и две идеи, это и есть синтез идей. Лейбниц был просто одержим идеей найти универсальное исчисление и все задачи свести к некоторому применению универсального алгоритма. Именно эта идея, найти  исчисление, которое бы чисто формально «решало все задачи», как писал один из создателей современной алгебры Франсуа Виет ещё в конце XVI века, нахождение универсального алгоритма, соединилась с начала XX века  с идеей теории множеств и поставила проблемы алгоритмической разрешимости.

Но я не буду обсуждать эти проблемы, а буду держаться больше проблемы арифметизации континуума. Континуум через концепцию действительного числа был представлен как некоторая конструкция в рамках множества натуральных чисел или целых чисел.  Очень часто встречаешься с тем, что учёные почти однозначно так понимают континуум, что континуум есть то, что описал Дедекинд или Кантор. Но нужно отдавать себе отчет, что есть идея континуума, а есть его математическая модель. Это разные вещи. Континуум, которым пользуется традиционная математика, континуум Дедекинда, Кантора, Вейерштрасса – это есть лишь некоторая модель континуума. Идея же континуума, идея непрерывности – гораздо сильнее. Континуум выражает идею всеобщей связи. Противоположностью является дискретность, разобщенность, а континуум выдвигает идею всеобщей связи, но эта связь может быть более или менее интенсивной. Более интенсивный уровень связи континуума – это уже есть не пространственное разделение элементов, а когда все оказываются рядом со всеми, и тем не менее это разные элементы. 

Что могло бы быть моделью такого континуума, чтобы можно было как-то представить это аудитории? Я считаю, что ближайшим образом – это сознание. Сознание есть удивительная и таинственная вещь: с одной стороны, это некое множество, но в то же время это всё множество в единстве, здесь всё соединено. Человеческая душа, она вроде бы даже как-то и распределена по телу, но в то же время это моя единая душа, везде тождественная себе. Что и делает классическую психофизиологическую проблему столь сложно разрешимой: тело, оно в пространстве, а душа, вообще говоря, нет.

Итак, идея континуума имеет гораздо более интенсивное своё выражение в сознания, понимаемом как одна из моделей, одно из воплощений этой идеи. И как только мы заговорили о сознании, естественно, заговорить о духе, ещё более едином принципе, ещё более единой сущности, и, наконец, о Боге. Бог как Дух. Богословские  споры о том, в какой степени душа духовна, а в какой степени она всё-таки пространственна, все, по-существу, об этом. «Сколько ангелов поместится на кончике иглы ?» - этот вопрос средневековой теологии как раз о том, насколько духи невидимого мира пространственны, насколько они едины.  Вероятно, всё-таки, здесь существует некоторая шкала степеней, но только ясно, что Бог – это уже абсолютный дух, он вне пространства и вне времени. Но дух с такими парадоксальными свойствами, что это единая Субстанция, но три Лица…

Современные информационные технологии игнорируют проблему непрерывности, они, традиционно пытаются свести все к дискретности. Но то-то и оно, что вопрос «Действительно ли знание, получаемое нами о мире, дискретно ?» остается без ответа. Но более того. Многое свидетельствует о том, что непрерывность играет не менее важную роль в строении мира, чем и дискретность. Если дискретность выражает оформленность мира, его определенность, то непрерывность выражает всеобщую связь и зависимость в мире. Дискретность и непрерывность как общие диалектические категории важны также как форма и материя, мужское и женское. И обе эти категории играют существенную роль и в нашем восприятии мира, и в самой природе  знания.

Более того. Категория непрерывного тесно связана с понятием веры. «Верую !» - говорит верующий в Символе веры. Вера, по определению апостола Павла есть «… осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). Несмотря на русские слова (перевода !) осуществление и уверенность, можем ли мы сказать, что вера есть вещь, наличие которой можно однозначно констатировать в терминах «да» или «нет» ? Или на языке информатики, записать единицу, если вера есть, и ноль, если ее нет ?.. Думаю, что нет. Евангельская история о несчастном отце больного сына говорит нам: «Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! помоги моему неверию» (Мк.9:23-24). Мы видим, сам Иисус Христос констатирует, что существуют разные степени веры («…если сколько-нибудь можешь веровать…»). С другой стороны, и отец свидетельствует своими словами, что вера не есть наличная вещь, она связана с сомнением, и с усилием… И как же все это выразить в терминах «да» и «нет» ?.. Мы видим, что этот язык в принципе недостаточен для выражения жизни веры, которая как жизнь вообще, требует присутствия непрерывного.

Это обсуждение приводит нас к соотнесению мира науки и мира Божьего, мира, как его мыслит наука, и мира, как его создал Бог. Вообще, наша цивилизация, в этом смысле, включая и ту тему, которую я обсуждаю,  оказывается созданием нового искусственного мира. Вот, здесь мы с вами сидим в этой аудитории. Посмотрите, здесь нет почти ничего естественного. И даже, без «почти», ничего естественного: и электричество, и эти краски, и эти искусственные материалы стен, столов и т.д. – это всё созданные человеком искусственные вещи, которые не встречаются сами по себе в природе. И информационные технологии– всё это также создания искусственной, новой природы. Только остаётся задать вопрос, как мы, люди, возникающие по естественным законам, вообще здесь оказались, среди всего этого «пиршества» искусственно сфабрикованных вещей… В этом и заключается парадокс нашей цивилизации, что весь этот искусственный тоталитарный мир создает сам человек…

Как известно, в советское время в 20-х годах, в тюрьмах, где также должна была «восторжествовать»  новая пролетарская мораль, кое - где энтузиасты этой новой морали пытались реализовать ту идею, что советскому заключённому, де, не нужно охранников, советский заключенный и так, мол, сознателен, и должно быть самоокарауливание. От идеи, конечно, довольно быстро отказались, но любопытно то, что  это своеобразное самоокарауливание и осуществляется человеком в нашей цивилизации. Мы сами создаём этот искусственный мир, эту своеобразную клетку, которая нас отделяет от мира Божьего, от мира естественного. Создаем мир, который оборачивается экологическими проблемами и катастрофами, грозит нам тяжелейшими социальными проблемами, и парадоксально, ставит постоянно человечество на грань выживания… Конечно, человек и здесь пытается, как говорится, сделать какой-то оживляж, подсластить себе пилюлю идеей комфорта, но, вообще говоря, рядом с миром естественным это сплошь и рядом выглядит не просто в высшей степени ненатуральным, но нередко и очень пошлым. Например, так называемые, фильмы  в 3D, и так далее…

Культура, конечно, очень чутко относится ко всему этому. В сегодняшней культуре немало всякого рода цивилизационных фобий, все эти фильмы, фантастика о восстании машин и так далее. То есть, человек подсознательно чувствует, что, вообще говоря, то направление цивилизации, которое мы реализуем, включая и информационные технологии, оно не совсем естественное, если не противоестественное, во всяком случае, экологические кризисы, связанные с этим, прямо указывают на это. Причем, информационные технологии, конечно, гораздо опасней всего того, что было прежде. Они не просто создают новую искусственную среду для нашего тела, они уже внедряются в наше сознание, они требуют, чтобы мы мыслили по законам машин. Компьютерный интерфейс требует, чтобы мы мыслили так, как мыслит машина, чтобы мы говорили на языке машины, на языке логических деревьев. Поэтому, конечно, здесь налицо кризис цивилизации, и в нём серьёзнейшую роль играют новые информационные технологии.

О возможности другой цивилизации я писал в других статьях[2], и здесь сейчас не имею времени для развертывания этой темы, но только хотел ещё раз подчеркнуть, что есть некоторое внутреннее основание в природе самих информационных технологий, которые создают границу для их применения в познании. И когда мы эту границу не учитываем, мы начинаем насиловать человеческую природу, безрассудно перестраивать ее, и терять то, что нам дано Богом. А это  добром не может кончиться…

Что же касается злоупотреблений, связанных с информационными технологиями, теме, которая больше всего привлекает к себе внимания, то здесь, по моему мнению, все уже достаточно прояснилось. Вчера я был на конференции, к сожалению, не с утра, но, судя по последним двум секциям, на которых присутствовал, я понял, что, в общем, день был посвящён обсуждению именно этой «жареной» тематики. В общем-то, я со всей этой критикой согласен, но только меня немножко удивила тональность обсуждения: все эти представления о тотальном электронном контроле, де, только предположения, это только пугающая возможность, все это, мол, просто схема, «пасторальность», и прочие метафоры, и,  в общем-то, ничего всерьез как бы и утверждать  нельзя…

Я думаю, что после разоблачений WikiLeaks и Сноудена так говорить уже  невозможно. Время метафор прошло, господа. То, что нас слушают, слушают внимательно, и то, что все мы «под колпаком», это, вообще говоря, стало очевидностью… Контроль над знанием существовал всегда, и он всегда включал в себя возможность злоупотреблений. Благодаря же  сегодняшним информационным технологиям сфера этих злоупотреблений грандиозно расширилась и углубилась. И продолжает расширяться и углубляться. Сегодня это уже не фантастика, а очевидный факт.  И отрицать его могут либо тайные сторонники этой же программы злоупотреблений (причём сторонники есть как активные, так и пассивные), или человек, который, как говорится, занимает страусову позицию: он надеется, что уж его-то это как-то обойдет и не коснётся…



[1] Подробнее см. в моей книге: Катасонов В.Н. Боровшийся с бесконечным. Философско – религиозные аспекты генезиса теории множеств Г.Кантора. М., 1994.

[2] См., например, мою статью: Катасонов В.Н. О возможности иной цивилизации в свете опыта святых // Сайт: www.katasonov-vn.narod.ru.