В.Н.Катасонов Методизм и прозрения

В. Н. КАТАСОНОВ

Доктор философских наук, доктор богословия

МЕТОДИЗМ И ПРОЗРЕНИЯ

О границах декартовского методизма

Рене Декарт принадлежал эпохе зачинавшей ту цивилизацию, к которой мы принадлежим еще и по-сегодня. Поэтому многие установки декартовской философии суть реальные ориентиры нашей сегодняшней жизни, ”столпы и основания” нашей культуры. В переходные эпохи, подобные XVII столетию, на первый план выступают мыслители, в которых удивительно соединяются широта философского охвата проблем познания с новаторской изобретательностью конкретно-научных разработок. Имена этих гигантов известны всем: Декарт, Лейбниц, Ньютон, Галилей, Паскаль. Но у Декарта здесь было свое особое место. Он как бы сфокусировал в своем философском и научном творчестве притягательную и повсеместно распространенную в Европе XVI-XVIII веков идею метода, как основного инструмента познания. Обсуждению декартовской идеологии методизма и ее границ и посвящена эта статья.

Познание должно быть методичным, - вот главная гносеологическая установка Декарта, одинаково подчеркнутая как в зрелых произведениях, так и в ранних. Совокупность более или менее случайно найденных знаний, с какими бы авторитетными именами не была она связана, не может по-настоящему называться наукой:всегда остаются вопросы - на чем основана достоверность этого знания, и насколько оно репрезентативно для изучаемой сферы. Наука, не осознающая своих начал, своей архитектоники, подобна старинному городу, хаотически возникавшему на протяжении долгого периода времени, под влиянием различных исторических обстоятельств, случайностей, всевозможных субъективных устремлений. Как город должен обладать хорошей планировкой, - а для Декарта таковы, например, города -крепости, построенные на равнине по замыслу одного инженера, - так и знание должно отдавать себе отчет в принципах своей конституции, в методе своего построения, быть деятельностью хорошо спланированной и последовательной. Достоверность и полнота - вот необходимые требования к методу познания. Достоверность обеспечивается, прежде всего, культивированием ясности и отчетливости. Необходимо, пишет Декарт, ”включать в свои суждения только то. что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не может дать повода к сомнению”[1]. Любопытны, также, и другие особенности декартовского понимания метода:”Под методом же я разумею достоверные и легкие правила, строго соблюдая которые человек никогда не примет ничего ложного за истинное и, не затрачивая напрасно никакого усилия ума, но постояно шаг за шагом приумножая знание, придет к истинному познанию всего того, что он будет способен познать”[2]. Правила метода должны быть легки и доступны самому среднему уровню интеллектуальных способностей, настаивает Декарт. Правила метода должны вести к истине оптимальным путем, ”не затрачивая напрасно никакого усилия ума”. Все это связано с тем, что правила метода имеют трансцендентальный характер[3], связаны с самой природой человеческого разума:истина, в этом смысле, естественна(даже легка, по Декарту).

Метод познания представляется Декартом как своеобразная машина познания. Метод, однажды найденный уже не требует для своей эксплуатации особых интеллектуальных усилий. Использование его в науке сводит последнюю к своего рода “механической работе”, безличность которой, как неукоснительное невозмутимое следование предписанным правилам служит гарантом правильности получаемых результатов и, следовательно, их истинности. Метод должен давать исчерпывающую полноту познаний в изучаемой областии и, значит, определять границу доступного познанию, выявляя непостижимое для нас в принципе.

Декарт строит свой метод предполагая определенную антропологию, точнее говоря, определенную экономию человеческих способностей. Основополагающими для метода являются две : интуиция и дискурсия. Интуиция дает возможность непосредственно опознавать реальность фундаментальных сущностей, которые”заключают в себе. . . чистую и простую природу”[4] (независимое, причина, простое, подобное, прямое и т. д. ), а также опознавать истинность(или ложность) простейших(в том числе, базовых) положений. Подобные сущности и положения называются абсолютными. Однако, не все вещи и не всякое утверждение может быть сразу опознано интуицией. Эти вторичные или относительные сущности следует связывать с абсолютными с помощью специальных упрощающих цепей логических рассуждений. Для этого и служит способность дискурсии. Для удостоверения в полноте рассмотрения какого-то вопроса выделяется также особая способность энумерации. Собственно, суть метода Декарта и состоит в систематическом, методически упорядоченном сведении сложного к простому (относительного к абсолютному). Применяя этод метод, являющийся выражением самой структуры познавательной способности, мы, согласно Декарту, получим все истины, доступные разуму человека.

Отвлечемся на время от общефилософских проблем метода. Как мы уже отмечали. значение Декарта как мыслителя так сказать удваивается, в связи с тем. что он дал конкретно-научные приложения своей философской гносеологической программы. Так, Рассуждение о методе выходит в 1637 году вместе с приложениями, обсуждающими специальные физические и математические вопросы : Диоптрика, Метеоры, Геометрия. Геометрия выступает как применение декартовского метода в математике. В этой работе Декарт дает многочисленные примеры эффективного применения алгебры к решению геометрических задач. Само по себе это не было откровением для европейской математики XVII века. Весь XVI век проходит под знаком настойчивых поисков удобной алгебраической символики, которая позволила бы создать некое исчисление для решения геометрических (и нетолько) задач (К. Рудольф, М. Штифель, Р. Бомбелли, П. Рамус, С. Стевин, Ф. Виет и др.). В 80-х годах XVI века Джордано Бруно защищает в Сорбонне свой платонизированный вариант универсального исчисления. Сама эта традиция восходит еще к тому образу математики, который культивировался в древних цивилизациях Египта, Вавилона, Индии. Здесь математическое знание выступает, в основном. не как совокупность теорем, а как набор определенных алгоритмов, позволяющих решать те или иные задачи. В арабской средневековой математике этот подход начинает приобретать вид некоторого исчисления, прообраза нашей алгебры. Западная Европа воспринимает традицию античной математики через арабов, именно с этой алгебраической прививкой. [5]

То новое, что сделал Декарт в своей Геометрии, есть систематическое сведение задач геометрии к алгебре. Декарт дает общую схему решения задач геометрии с помощью алгебраических уравнений и утверждает, что те задачи, которые не могут быть решены предлагаемым методом - не могут быть решены вообще, не принадлежат сфере точного знания. Вспомним общую идею декартовского подхода :

ГЕОМЕТРИЯ

Задача Решение

АЛГЕБРА

Уравнение I Уравнение II

Решение геометрической задачи(горизонтальная стрелка) достигается посредством сведения геометрической задачи к уравнению(стрелка вниз к Уравнению I), преобразования уравнения к простейшей форме - решение уравнения(двойная стрелка к Уравнению II), и интерпретации этого решения в геометрических терминах(стрелка вверх от Уравнения II к Решению). Тем самым, как бы. все множество геометрических задач отображается на множество уравнений и чисто алгебраических проблем, связанных с их решениями. Декарт, повторяем, не только дал примеры эффективного применения этого метода, но и объяснил его общие моменты:как составлять уравнение, как сводить одни уравнения к другим, более низкого порядка, как интерпретировать простейшие уравнения и т. д.

Существенной предпосылкой метода было систематическое проведение метрической точки зрения:отрезки определялись их длиной, точки - их расстояниями до фиксированных прямых(“декартовы координаты”). С этой стороны, метод представлял собой определенное исчисление отрезков, аналогичное арифметическому исчислению для чисел(с установления этой аналогии и начинается Геометрия Декарта). Эти аналогии были известны, конечно, еще математикам античности. Но никто на этом основании не дерзал сближать арифметику и геометрию. Для античной науки геометрия имела особый гносеологический статус, более низкий по отношению к арифметике. Причины этого лежали в античной философии математики:арифметика оперирует числом, более интеллектуальной сущностью, чем предмет геометрии - пространство. Декарт объединяет арифметику и геометрию в общую науку на основании операционального сходства их предметов. Эта более общая наука, занимающаяся уже не только числом или протяженностью, а свойствами операций над ними и называется алгеброй. Алгебра в этом смысле выступает как абстрактная алгебра, как наука, систематически изучающая не некии реальности, а отдельные выделенные свойства этих реальностей, безотносительно к целостности последних.

Популярность декартовского метода в XVII столетии, в целом, неизменно возрастала. Простота и эффективность метода(но лишь для некоторого класса

задач ! ) обеспечили ему много защитников. Однако, отнюдь не все ученые соглашались с естественностью этого метода, с тем, что он выражает саму природу геометрического знания. Здесь характерна позиция И. Ньютона. Ньютон сам виртуозно владел методом аналитической геометрии, о чем ярко свидетельствуют его физико-математические сочинения. Однако, Ньютон не считал, что алгебраические методы адекватно выражают природу геометрии. Ньютон, вообще, говорил, что “алгебра - это анализ сапожников в математике”. Чтобы понять суть возражений Ньютона, рассмотрим один пример. Пусть, нужно доказать теорему о биссектрисе внутреннего угла треугольника: биссектриса внутреннего угла треугольника делит противоположную сторону на части, пропорциональные прилежащим сторонам. Обычно для доказательства теоремы делают дополнительные построения:продолжают АВ, откладывают BD=ВС, соединяют D с С:

АМ АВ

МС ВС

Рассматривая некоторые углы этой конфигурации делают вывод о параллельности ВМ и DC, а из параллельности легко получается искомое соотношение. Понятно, что подобное доказательство невозможно получить с помощью метода аналитической геометрии. Невозможно просто потому, что метод не позволяет получать какие-то дополнительные построения:метод просто вычисляет. Обычный, то есть практиковавшийся с античности метод в геометрии(в противовес методу аналитической геометрии его называют синтетическим)оставляет место возможности новых подходов - проведению новых линий и усмотрению новых соотношений. Метод же Декарта скрывает все это богатство интуитивных возможностей за формализмом алгебраических уравнений. Чуткие умы почувствовали это уже в XVII веке. Ньютон, оспаривая претензии декартовского метода на универсальную значимость, писал:”Уравнения суть выражения арифметических вычислений, и они, собственно говоря, не имеют места в геометрии. . . Умножения, деления и тому подобные вычисления введены были в геометрию недавно и при этом неосторожно и в противоречии с основной целью этой науки. Всякий, кто рассмотрит построение задачи с помощью прямой и круга, найденные первыми геометрами, легко увидит, что геометрия была изобретена для того, чтобы мы, проводя линии, могли с удобством избегать утомительных вычислений. Поэтому не следует смешивать эти две науки. Древние столь тщательно отличали их друг от друга, что никогда не вводили в геометрию арифметические термины. Современные учения, смешивая обе науки, утратили простоту, в которой состоит све изящество геометрии. Арифметически проще то, что определяется при помощи более простых уравнений, геометрически же проще то, что определяется при помощи более простого проведения линий;и в геометрии следует считать лучшим то, что наиболее просто с геометрической точки зрения”[6]. Эта ньютоновская специфически геометрическая простота представляет собой апелляцию к особой оценочной способности, чувству естественности и изящества решения, способности, родственной художественному вкусу. Она воспитывается систематической работой с геометрическими объектами, служит не только оценочным, но и эвристическим средством в решении задач, и не поддается формализации. Выработать в себе эту способность значит воспитать в себе особую интуицию, которая отнюдь не тождественна той, так сказать одномерной[7] интуиции, о которой говорит Декарт в своем методе.

Декарт превозносил свой метод, как доступный самому посредственному интеллекту. Простота и доступность метода объясняются тем, что он, по Декарту, является выражением естественных структур человеческого ума. В процессе исторического развития эти структуры были заслонены и частично блокированы множеством искусственных и ложных гносеологических схем и теорий. Пафос декартовской философии - пафос революционной интеллектуальной робинзонады, разрушающей все полученное от предшествующих поколений знание и начинающей строить на чистом месте:”Я не знаю здесь лучшего средства помочь горю, кроме как разрушить это здание до основания [здание всей предшествующей науки - В. К. ] и воздвигнуть новое;я не хотел бы принадлежать к числу тех никчемных кустарей, кои занимаются лишь починкой старых изделий, потому, что сознают свою неспособность создать нечто новое”[8];”. . . здравомыслящий человек, даже если он был вскормлен в пустыне и его единственной просветительницей была природа, должен был бы иметь такие же мнения [по поводу декартовского метода - В. К. ], как мы, если бы он как следует взвесил все подобные доводы”[9].

Но действительно ли так естественен метод Декарта?Действительно ли он столь необходимо выражает саму структуру познающего разума?Действительно ли он доступен самым средним способностям?Усомниться в этом можно уже на примере применения этого метода в геометрии. Метод аналитической геометрии стремится элиминировать всю интуитивную составляющую, все эти дополнительные построения, ”прозрения” и т. д. , свести решение задачи только к калькуляции. Но действительно ли это ему удается?Оперирование с уравнением - приведение его к стандартным формам, решение его и геометрическая интерпретация - действительно представляет из себя лишь “запрограммированное” следование определенным правилам. Однако, уравнение нужно сначала получить и составление этого уравнения отнюдь не поддается какой-либо определенной алгоритмизации. ”Итак, - объясняет Декарт в Геометрии процесс составления уравнения, - желая решить какую-нибудь задачу, следует сперва ее рассматривать как уже решенную и дать названия всем линиям, которые представляются необходимыми для ее построения, притом неизвестным так же, как и известным. Затем, не проводя никакого различия между этими известными и неизвестными линиями, нужно обозреть трудность, следуя тому порядку, который показывает наиболее естественным образом, как они взаимно зависят друг от друга, до тех пор, пока не будет найдено средство выразить одну и ту же величину двояким образом:это то, что называется уравнением, ибо члены, полученные одним из этих двух способов, равны членам, полученным другим [выделенно мной - В. К. ][10]”. Нужно найти наиболее естественный порядок зависимости элементов задачи(включая и искомые x) одних от других. Но как это сделать?Как оценить степень этой естественности? Как формализовать(алгоритмизировать) этот подход?Метод Декарта не дает ответы на эти вопросы. Составление уравнения остается “узким местом” всего декартовского подхода к геометрии[11]. Формальная алгебраическая калькуляция возможна лишь тогда, когда уже составлено уравнение. Однако его составление уже требует того целостного видения связи всех элементов задачи, которое несводимо ни к какой формальной процедуре, которое приобретается только опытом. Составление уравнения у Декарта почти тождественно соответствует тому, что в античной математике называлось анализом, т. е. связыванию логической цепочкой соотношения, которое пытаются доказать, с соотношениями, выражающими данные задачи[12]. Примеры анализа можно найти в комментарии к XIII книге Начал Евклида[13]. Однако, античная математика отнюдь не делает отсюда вывода о возможности свести решение геометрических задач к калькуляции. Метод анализа, несмотря на то, что был осознан довольно рано, тем не менее не находил большого применения. Он оставался, скорее, школьным пропедевтическим методом, позволявшим лучше осознать логический статус решения. Метод анализа отнюдь не служил средством открытия. Античность очень хорошо понимала, что в том, что называется открытием, никак неустраним таинственный момент синтетического, целостного видения всей проблемы, носящий характер некой дивинации(от лат. divinare - пророчествовать, предсказывать, предчуствовать).

Знаменитая платоновская теория анамнезиса - интерпретация априорного познания как воспоминания о том, что видела душа “умными очами" по ту сторону смерти, в ноуменальном мире - вдохновляется именно опытом интеллектуальных (и духовных) озарений, а никак не рассудочным, дискурсивным разворачиванием цепей логических следствий. Не случайно в Меноне в преддверии сцены, в которой Сократ, иллюстрируя теорию анамнезиса, заставляет мальчика-раба “вспомнить” решение задачи об удвоении площади квадрата, речь идет о жрецах и божественных поэтах. Платоновский анамнезис есть всегда неожиданное - хотя и предчувствуемое и настойчиво взыскуемое, - обретение более глубокого видения, есть прозрение. Продвигать науку (и методо - логию) туда, в эту таинственную сферу значило бы строить некую психо - логию творчества. Однако, духовная чуткость, религиозная искушенность платоновско - пифагорейской традиции - наиболее влиятельной традиции интерпретации античной математики - ориентировали ее на сознательное разделение в знании человечески - конструктивного от qeia moira[14], способов изложения от способов получения знания.

Эта вопиющую а - методичность составления уравнения в методе Декарта можно хорошо выразить через дистинкцию, сформулированную современником Декарта, гениальным Блезом Паскалем. Паскаль различает (в Мыслях)два типа умов (и, значит, два типа способностей):ум геометрический и ум проницательный (l’esprit geometrique и l’esprit de finesse). Ум геометрический способен работать с ограниченным числом абстрактных принципов и логически выводить из них различные положения. Ум проницательный способен ориентироваться и выносить суждения в очень сложной интеллектуальной ситуации, обусловленной нередко необозримым числом принципов, способен разом схватывать узловые положения и формулировать их. Ум геометрический, могли бы сказать мы, - это оперирующий по фиксированным правилам, в условиях заданных определений человеческий рассудок. Ум проницательный - это вся таинственная глубина способности суждения в сфере эстетического, нравственного, интеллектуального. Вообще говоря, эти две способности взаимодополнительны. ”Поэтому то, что некоторые проницательные умы не могут быть геометрами, - пишет Паскаль, - обусловлено тем, что они никак не могут обратиться к началам геометрии;а то, что геометры не могут быть проницательными, связано с тем, что они не видят того, что находится у них перед глазами, что привыкнув к четким и жестким принципам геометрии и умея размышлять только при условии ясного восприятия этих принципов, они теряются перед вещами требующими проницательности, принципы которых не даются таким же образом. Эти принципы едва видимы, их скорее чувствуют, чем видят;и приходится затрачивать бесконечные усилия, чтобы заставить почувствовать их тех, которые сами их не воспринимают;эти принципы суть вещи столь тонкие и они столь многочисленны, что для того чтобы их почувствовать необходимо иметь восприятие очень чуткое и отчетливое, не имея чаще всего возможности доказать их последовательно, как в геометрии, потому что начала их не даны и возможное доказательство уходило бы в бесконечность. Здесь требуется увидеть вещь сразу, с одного взгляда, по меньшей мере до определенной степени, а не благодаря рассуждению”[15]. Название геометрический ум отнюдь не означает, что в геометрии “работает” только он. Для преобразования уравнения к простейшим формам(решение уравнения), действительно, требуется, в основном, l’esprit geometrique. Здесь существует конечный набор фиксированных процедур, которые не требуют, вообще говоря, каких-то прозрений. Но для составления уравнений в аналитической геометрии требуется именно эта дополнительная способность - l’esprit de finesse. Составление уравнения требует некоторой интуиции, умения видеть как-бы разом все данные задачи и угадывать в них внутренние соотношения. . . В этом и состоит искусство математика. Декартовское стремление создать метод решения геометрических задач, доступный самым средним способностям, не удается. Удается только лишь несколько разделить рассудочную калькуляторскую составляющую(преобразование уравнения) и интуитивную составляющую, связанную с работой l’esprit finesse(составление уравнения). В этом смысле декартовский метод делает все то же, что обычно осуществляет формализация в науке:он подчеркивает, выставляет на первый план то, что “понятно ему”(методу) - технику калькуляции с формальными символами. Все же остальное. что служит обеспечением этого метода, отодвигается за его границу, объявляется “преодоленным”, субъективным, ненаучным. Однако, чаще всего именно этот находящийся за границами метода “остаток” и оказывается самым органичным и неустранимым началом науки. [16]

Из всего этого естественно встает вопрос о философской оправданности метода, методизма вообще, о границах методического подхода в познании. Декарт дал не только описание своего метода, но и подробно рассмотрел все сним связанное, все то поле методической “ментальности”, непосредственным плодом которой этот метод является. Декарт настаивает, что познание невозможно, пока не будет познан сам орган познания. ”Если кто-нибудь поставит своей задачей исследовать все истины, для познания которых достаточно человеческого разумения, - пишет Декарт в Правилах для руководства ума, - а это, мне кажется, надлежит сделать хотя бы раз в жизни всем, кто серьезно доискивается здравого смысла, - он наверняка обнаружит с помощью данных правил, что ничего невозможно познать прежде, чем разум, так как от него зависит познание всего остального, а не наоборот”[17]. Далее, как известно, Декарт приводит пример, связанный с механическими ремеслами.

Человек, желающий заняться кузнечным делом и не имеющий готовых инструментов, должен будет сначала использовать любые подручные предметы - камни, палки, необработанное железо, - чтобы с помощью них “выковать” сначала необходимые инструменты - молотки, наковальню, щипцы и т. д. И только после этого с помощью этих специальных предметов - орудий труда - он сможет заняться собственно кузнечным делом : делать мечи, шлемы и т. д. Пример очень поучителен. Его аналог в философии - формулировка научного метода - характеризуется, действительно, тем же : движение мысли при формулировке метода отнюдь не методично. Оно не подчиняется тем критериям ясности и отчкетливости, которые конститутивны для метода. Скорее оно носит характер некоторых интуитивных открытий, череды воплощений некоторого интуитивного принципа, предносящегося философу. Наш “становящийся кузнец” тоже пользуется подручными материалами при выделке орудий труда не согласно их естественному предназначению, а в плане определенной технологической перспективы : быть удобным для удара, быть гибким, тяжелым, огнестойким и т. д. Короче, соответствовать той цели, которая выдвинута человеком. Но откуда берется сама цель? Чем она оправдана ? Декарт склоняется скорее к тому, что начала метода врождены нам. То есть человеческий разум носит в себе определенную тенденцию к подобным построениям(как если бы камни и палки существовали только для того, чтобы было создано орудие - молоток, топор и т. д. . . ). Однако, эта истина отнюдь не выводится методически. Она принимается как некий направляющий принцип некритически, мы вместе с Декартом должны верить в нее. Веря в нее, мы и в тех уже наличных научных дисциплинах(“подручных предметах”) - арифметике, геометрии древних - видим и используем только ту сторону, которая отвечает нашей вере. При этом мы методически игнорируем другие стороны, мы культивируем не какую-то естественную, а вполне специальную пред-взятую точку зрения. Эта точка зрения связана с определенной антропологией, с конкретными представлениями о том, что и почему врождено человеку. Обсуждение последнего вопроса неотделимо от обсуждения ценностных, мировоззренческих ориентиров, скрытых в данной стратегии познания. Но эта тема уже выходит за пределы нашей статьи.

Обратимся опять на некоторое время к геометрии. Декарт дал последовательно номиналистическую интерпретацию геометрии. Геометр древности искал через свою науку встречи с высшей реальностью. Неоплатоник V века Прокл Диадох пишет в своем Комментарии на первую книгу “Начал Евклида”, что геометр “должен превратить изучение своей науки из самоцели в дело собственного пробуждения, перехода от воображения к чистому разуму, абстрагируясь в этом действии от протяженности и деятельности пассивного интеллекта, через что он увидит все вещи лишенными размеров и неделимыми, а именно: круг, его диаметр, многоугольники в круге, все вещи во всех и каждую отдельно”[18]. Увидеть вещи лишенными размеров, все вещи во всех и каждую отдельно и означает, что речь идет не об обычном чувственном, а об “умном” созерцании (qewria). Занятия геометрией понимались как пропедевтика к интеллектуально-мистическому воспитанию философа, развитию его интеллектуальной интуиции, развитию высших человеческих способностей, направленному на умное постижение платоновского мира идей. В сосредоточенности интеллектуального созерцания геометр-философ преодолевает гетерогенность геометрической пространственности и ему открывается мир чистых форм, разом заключающий в себе всю полноту геометрических соотношений. . . Скажут, что все это, мол, философия, а не математика. Но в том и состояло существенное отличие античной культуры от новоевропейской, что быть в первой просто профессионально, по - обывательски, математиком было почти невозможно. Наука, особенно в платоновско-пифагорейской традиции, понималась как деятельность, причащающая человека высшей реальности, открывающая ему доступ к высшим озарениям. . . Античная математика стремится, в последнем счете, к восприятию формы (идеи) геометрической фигуры, как некой целостной сущности, требующей для своего постижения, соответственно, и целостного же умственного акта - интеллектуального созерцания. По Декарту, геометрия изучает кривые, но не любые, а только те, для которых “можно точно узнать их меру”. Эта мера фактически понимается здесь как формула кривой. Формула дает закон движения точки, описывающей кривую. Формула выражает то постоянное соотношения, котороесохраняется между элементами кривой для любой точки. Формула представляет собой конструктивную алгебраическую схему механического порождения кривой. Декарт, в духе своего “становящегося кузнеца”, как бы изначально использует кривые геометрии для того чтобы реализовать цели механических ремесел. . .

Паскаль, с его удивительно взвешенным философским видением гносеологических проблем, и здесь давал более точные формулировки, лишенные всякой тени прельщения идеологией методизма. Обсуждая проблему метода в своих Мыслях и показывая, что невозможно обладать совершенным научным знанием, т. е. все определить и все доказать, он пишет :”Откуда усматриваем, что человек находится в состоянии естественной и непреодолимой неспособности построить какую-бы ни было науку совершенным образом;но отсюда не вытекает, что следует оставить любые попытки упорядочить познание. Ибо имеется один такой способ упорядочения, и именно в геометрии, который, хотя и относится к истинам низшего порядка, поскольку он не слишком убедителен, однако, отнюдь не потому, что он недостоверен. При этом упорядочении не определяют всего и не доказывают всего, и именно поэтому оно относится к истинам низшего уровня;оно предполагает лишь вещи ясные и устойчивые в естественном свете [разума], и поэтому он [этот порядок знания] совершенно истинен, поддерживаемый самой природой вещей, а не рассуждением. Наиболее совершенный порядок знания доступного человеку состоит отнюдь не в том, чтобы все определить или все доказать, или, наоборот, ничего не определять и ничего не доказывать, но в том, чтобы держаться середины: не стремиться определять вещей ясных и понятных для всех людей и [в то же время] определять все остальные, не стремиться доказывать все вещи [и так] понятные людям, а доказывать все другие”[19]. Паскаль различает два типа орпеделений: определения имени и определения вещи (definition de nom и definition de chose). Определения имени суть номиналистические определения, которые даются по произволу или по соглашению(например, мы называем одну прямую перпендикулярной к другой, если между ними угол 90 градусов). Определения же вещи, по Паскалю, совсем не “работают” в геометрии в том смысле, что такие понятия как пространство, время, движение, все, равенство и т. д. используются в геометрии как общепонятные. Всякая попытка определить их или дает формальное определение имени, или приводит к противоречию, когда одно и то же слово понимается в двух смыслах(в смысле естественного языка и в смысле нового определения). Геометрия не определяет своих исходных объектов. ”. . . Эта удивительная наука [геометрия] относится только к наиболее простым вещам, причем то же самое качество, которое делает их ее объектами, делает их также неопределяемыми;дело происходит так, что отсутствие определения оборачивается скорее достоинством, чем недостатком, потому что это идет не от их неясности, но, напротив, от их высшей очевидности, которая такова, что, хотя она и не имеет убедительности доказательства, она имеет, однако, убедительность полной достоверности”[20]. Геометрия у Паскаля (который прекрасно владел методом аналитической геометрии и был, также, одним из создателей проективной геометрии) существенно наука середины, некоторое промнжуточное знание. Она не знает своих начал, точнее, знает их другим, уже неметодическим способом - неким непосредственным восприятием сущности вещи. Вся логико-методологическая упорядоченность знания существует только внутри этой более широкой сферы знания.

Кассирер совершенно справедливо указывал, что правильно поставленный вопрос несет с собой уже достаточно много, а именно: он предполагает уже язык самого ответа[21]. Вопрос задает направление в смысловой сфере;сосредоточившись именно в этом направлении мы можем обрести и ответ. Однако, в том и состоит вся трудность - как нужно задавать вопрос ? В каком нарпавлении ? Декартовское вопрошание, вся эта “ясность” и “отчетливость” удивительно напоминает то вопрошание-допрос, которое достаточно известно нам в XX столетии по опыту тоталитарных бюрократий. Когда спрашивающий беспрерывно “уточняет” наши ответы замечаниями типа говорите яснее, отвечайте точно на вопрос, не отклоняйтесь от темы, вопросы задаю только я и т. д. , то в достаточно сложных случаях, - из которых, впрочем, состоит почти вся жизнь, - становится понятно, что через этот жесткий “методологический” растр истина просочиться просто не может или же принимает в высшей степени искаженные формы. Истинный метод вопрошания должен удовлетворять взаимно противоречащим требованиям: он должен быть и достаточно определенным, чтобы поставить вопрос, но с другой стороны, и достаточно “свободным”, чтобы вместе с “грязной водой” несущественного не отфильтровать и “младенца” истинного. И вообще сомнительно, что подобное вопрошание можно организовать как некую формализованную процедуру. Момент дисциплинированности мышления, конечно, необходим истинному вопрошанию. Не случайно в Меноне Сократ и его диалогическое искусство сравниваются с морским электрическим скатом: у его собеседников “цепенеет душа и отнимается язык” после того, как логическая критика Сократа продемонстрировала им всю несостоятельность их по видимости таких самоочевидных мнений. [22]Однако, это не является самоцелью сократовских диалогов. Это оцепенение души и мысли, которое Сократ, по его признанию, испытывает и сам, есть лишь первый шаг к обретению умственной свободы, есть лишь симптом разрушения иллюзии обоснованности, застарелых предрассудков, без которого невозможна сама постановка вопроса. Только осознав свое незнание, можно двинуться вперед, можно сосредоточить умственный взор на непонятном и попытаться схватить ответ. Процедура эта, осуществляемая в диалоге, в высшей степени парадоксальна и таинственна, что и заставляет Сократа не раз сравнивать ее с мистериями[23] . Взятый же в своей отдельности, метод - и методизм как идеология - всегда остаются сократовским скатом, при всей самоуверенности своей рациональности грозящим мысли рассудочной оцепенелостью, заводящим ее в тупики и апории.

Философское наследие Декарта не сводимо, конечно, только к идее метода. При всей весомости последней, в философии Декарта присутствуют и начала иных философских традиций. Онтологическое cogito остается необрезанной пуповиной, связывающей Декарта со средневековой философией. Декартовская теория ошибки, подчеркивающая роль воли в акте суждения, выступает явно иноприродным началом по сравнению с “одномерным” декартовским понятием интуиции. Да и само понятие метода погружено у Декарта в “ауру” потенциальной бесконечности: Декарт не утверждает, что метод позволит познать все;он лишь говорит, что человек, руководствующийся его методом, ”придет к истинному познанию всего того, что он будет способен познать”. Неопределенность границы всего того, что способен познать человек, смягчает претензии методизма. С одной стороны, с помощью метода с необходимостью приходят к существованию Бога, с другой - мы не постигаем его сущности. И вообще, по Декарту, нашему конечному разуму в принципе недоступно понимание бесконечности. Поэтому, например, ”поскольку нельзя вообразить себе такое число звезд, чтобы думать, что Бог не может создать еще большее, мы будем предполагать их число также неопределенно большим. . . ”[24].

Непреходящей заслугой Декарта является то, что через его философское и научное творчество проблема метода была поставлена во всей своей остроте. Нужна была вся масштабность декартовского гения, не только чутко уловившего и сформулировавшего методологические принципы нарождающегося естествознания, но и творчески развернувшего их в конкретных научных приложениях, нужна была дерзновенная вера в здравый смысл, чтобы рискнуть разорвать связи со всей старой интеллектуальной традицией и, разрушив все до основания, начать строить здание науки Нового времени на основании новом, на идее методического познания. Кто-то должен был рискнуть, чтобы мы сегодня могли убедиться в значимости и границах идеи метода. . . Чтобы мы смогли еще лучше почувствовать вес паскалевой максимы : сердце имеет свои резоны, которых разум не имеет.