В.Н.Катасонов Национально-государственная идея России

От автора

(аннотация к статье “Национально-государственная идея России”)

Вопрос о национально-государственной идее становится все более актуальным для общественно-политического самосознания сегодняшней России. Над ожесточенными идейными спорами различных партий, общественных групп и движений все время как бы витает один большой вопрос об историческом, - а не просто узко прагматическом, - смысле преобразований, реформ, программ, предлагаемых сегодняшней России. Невозможно всерьез проводить ни реформу образования, ни военную реформу, ни разумный и последовательный внешнеполитический курс страны, не имея явно сформулированной национально - государственной идеи. Не только голая логика требует для обоснования всех этих программ обозначить стратегические ориентиры общественно - исторического развития России. Проводить в жизнь все эти новые преобразования, - которые, вне всякого сомнения, потребуют большого напряжения и жертв, - должны будут живые люди, имеющие не только материальные потребности, но и свои духовные традиции, свои идеалы. И эти люди хотят и имеют право знать: во имя какой жизни предлагают им сегодня напряженно трудиться новоявленные вожди нации, какой идеал жизни могут предложить они народу и как он соотносится с теми основополагающими духовными традициями русской культуры, которые определяли историческое бытие нашего народа уже целое тысячелетие.

По нашему убеждению, национально - государственная идея, столь необходимая сегодняшней России, должна быть не продуктом отвлеченного политико - философского прожектерства, а плодом внимательного, духовного осмысления культуры и истории нашей Родины.

В.Н. КАТАСОНОВ

Доктор философских наук, доктор богословия

НАЦИОНАЛЬНО - ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИДЕЯ РОССИИ:

ВЕРНОСТЬ ИСТОРИЧЕСКОМУ ПРИЗВАНИЮ

1. О национальной идее вообще.

Россия сегодня, подобно миллионам своих брошенных на произвол детей, оказывается беспризорной. И дело не только в судорожных перетасовках правительства и в яростных “подковерных” схватках агрессивных, соперничающих в борьбе за обладание властью групп. Еще страшнее наблюдать самоубийственную беспризорность государственного разума. За чехардой все более стремительно сменяющих друг друга премьеров, за их театральными позами, фальшивым бодрячеством, жеванием слов, мычанием, слышится и видится нечто более серьезное: отсутствие смысла[1]. У сегодняшней власти нет национальной идеи. Отсюда и беспомощная суетня государственных ведомств: нет национальной идеи - нет национальной стратегии, значит нет ни экономической, ни военной, ни внешнеполитической доктрины. Приходится довольствоваться обтекаемыми обывательскими формулами, вроде, “курс продолжения реформ”, “поддержание достаточной обороноспособности”, “многополюсный мир” и т.д., в которые можно втиснуть все, что угодно. А главное - спрятать собственную политическую импотенцию...

Уже не первый год многие политически активные группы пытаются “сооружать” национальную идею. Были даже объявлены конкурсы на лучшую национальную идею. Национальная идея становится, тем самым, рыночным товаром, сбыт которого подчинен общим законам маркетинга.

Однако, не противоречит ли это самой природе национальной идеи? Еще Августин учил, что есть два типа благ. Одни таковы, что если кто-то обладает ими, то это автоматически лишает подобного обладания других. Другие же характеризуются тем, что обладание ими не закрывает доступа к ним и другим людям: эти блага неисчерпаемы и, так сказать, “неотчуждаемы”. Их нельзя передать или продать, как товар. Их либо имеют , либо - нет.

Такова и национальная идея. Претензии из - обрести национальную идею смехотворны и кощунственны одновременно. Национальная идея либо есть, либо ее нет. Она может присутствовать в общественном сознании более или менее артикулированно, выступать в разные периоды исторического существования народа в разных культурно-политических обличьях, однако претендовать по своей выбору “привить” какую-то новую идею душе народа самонадеянно и безнадежно наивно. Откуда вообще уверенность, что народ примет эту идею? Разве национальная идея это просто совокупность научных положений, для формулировки которых достаточно собрать квалифицированных специалистов разных областей? Разве последнее гарантирует, что народ воспримет сформулированную идею как “свою”, как национальную? Не вдаваясь сейчас в обсуждение всей разницы между наукой и национальной идеологией отметим только достаточно очевидную мысль - разве не ясно, что любая предложенная идея должна пройти проверку временем, а точнее, более серьезную проверку - историей? Или может быть для определения адекватной национальной идеи действительно необходим конкурс национальных идей? А точнее - всенародный референдум, который бы позволил точно определить рейтинг каждой предлагаемой идеи в национальном сознании. Однако, здесь справедливы все возражения,которые всегда возникают по поводу референдума. Например, как быть с теми, кто сознательно не участвовал в референдуме? Каков их вес в определении “общенациональности“ вотированной национальной идеи ? Как истолковать распределение голосов в пользу различных типов национальной идеи ? Что это говорит нам об “идее национальной идеи” в умах и душах современников ? И, наконец , референдум, этот синхронический срез национального сознания насколько он действительно характеризует национальную идею ? Ведь национальная психология подвижна, в разные времена на первый план выходят различные моменты; насколько сегодняшние актуальные моменты общественного сознания важны для целого национальной идеи ? Ведь может быть завтра народ сам откажется от этих привязанностей ?

“Безумны мы, когда народный плеск

Иль ярый вопль тревожит сердце наше!”

- говорит пушкинский Борис Годунов.Другими словами, насколько сегодняшний народ “вменяем”, в отношении собственной же национальной идеи? Что есть не сиюминутная, конъюнктурная, - а значит поверхностная и случайная, - а действительная историческая воля нашего народа и как она распознается ? Мы вернемся к этому еще ниже.

Приведенные аргументы показывают, что национальная идея есть не предмет голого социально - статистического изучения или самонадеянного философского прожектерства, а скорее результат культурно - философского анализа самой исторической действительности России. Говорю - “результат” не только потому , что работа эта уже была проделана национальной мыслью и наукой (и не только в XIX - XX веках), но и потому, что существование наций как субъекта большой истории невозможно без осознания собственной национальной идеи. Ведь национальная идея это не идеологическая роскошь, существующая для обеспечения работой философов и политологов. Национальная идея есть принцип, на основании которого строится вся национальная политика, как внутренняя, так и внешняя. Только имея такой принцип мы можем определять приоритеты нашей внешней политики, наших союзников и противников , характер наших внутриполитических, социальных , экономических и культурных программ, развертывать систему вооруженных сил и т. д. Не имея национальной идеи, государство, как бы , не имеет компаса в бурном море исторического существования, не имеет никакого идейного обеспечения, предлагаемых народу программ, кроме узко прагматического, что несовместимо с самим статусом такой державы как Россия.Поэтому, исторически национальная идея была всегда действенным инструментом национальной политики, была всегда реальной силой, определявшей историко - политическую траекторию государства.

Какова же природа национальной идеи ? Национальная идея представляет собой более или менее ясно сформулированную , более или менее аргументированно развернутую историософскую позицию, объясняющую смысл существования данной нации. Национальная идея может выражаться в разных жанрах, от исторических трактатов и государственных конституций до кратких политических лозунгов и народных поговорок.Однако, в ее составе всегда необходимо присутствуют два момента:

а) некоторая мировозренческая схема;

б) место нации в этой схеме, определяющее смысл и судьбу ее существования.

Для того чтобы мировозренческая схема приобрела статус устойчивого представления в народной психологии мало ее лишь научной обоснованности. Не говоря уже о том, что сама новоевропейская наука имеет возраст всего лишь около четырех столетий, должно отметить, что научные представления носят всегда гипотетический характер и не могут служить фундаментальным фактором национального самоопределения. Мировоззренческая схема в национальной идеи всегда выражает сверхрациональное, усвоенное нацией на протяжении всего ее исторического существования представление о смысле сущего вообще, о мировых закономерностях, о Логосе, правящем миром, и о месте данной нации в этом упорядоченном мировом Космосе. Тем самым, национальная идея имеет всегда природу веры, религиозную природу. Соответственно специфике религиозного национальная идея не есть никогда просто констатация факта, а всегда, одновременно, и утверждения идеала, утверждение не просто сущего, но должного, страстная любовь к этому идеалу, фокусирующему в себе все высшие представления нации об истинном, справедливом, святом существовании.Только подобная природа национальной идеи позволяет ей служить освящающим, укрепляющим и направляющим началом, ведущим народ через все перипетии его исторического существования.“Святая Русь”, “Merry old England”, “La douce France” - формулировка национальной идеи может быть очень лаконичной, но всегда здесь присутствует некоторая двойственность: национальная идея дает с одной стороны идеал исторического существования, с другой - утверждает его уже частичное раскрытие в исторической жизни нации.

Религиозный характер национальной идеи прямо связывает ее с мировыми религиями. Нация определяет через эту связь свое место в космосе онтологических смыслов, т.е. свое партикулярное существование начинает рассматривать как необходимое с точки зрения мирового вселенского порядка. Этот космос смыслов нельзя изобрести, он существует реально и независимо от воли отдельного человека и раскрывается в мировом культурно-историческом процессе. Можно лишь обрести определенное место, определенную позицию в этом мировом культурно-историческом пространстве, что означает всегда выход из своего замкнутого для - себя - существования, включение данного народа в большой мировоззренческий диалог Истории. Память об этом историческом событии, как факте самоопределения народа в отношении основных мировых культурно-религиозных традиций, всегда бережно хранится каждой нацией. Для России - это крещение Руси Святым Владимиром в 988 году. Соответствующее место летописного повествования проникнуто глубоким осознанием символического значения этого исторического события.

Нужно отметить, что национальная идея не сводится только к вероисповеданию, к исповеданию данным народом определенной религии. Она всегда выражает конкретные черты нации, уже опознанные в истории, очищенные в национальном сознании от всего случайного и чужеродного и истолкованные как знаки определенного исторического призвания. Национальная идея выступает как своеобразный ангел - хранитель народа, с одной стороны все время являющейся принципом идентификации данного народа, а с другой - всегда призывающий народ к нравственному пробуждению и подъему, к отождествлению с тем идеалом, которому он сам же некогда отдал свое сердце... В сложных идейных перипетиях исторического бытия, и особенно, может быть,в трагической атмосфере идеологических подмен и обольщений истекающего столетия, религиозная природа национальной идеи временами не так очевидна, на первый план выходят другие, по-видимому, более актуальные ее моменты. Это , в особенности, относится,конечно, к советскому периоду истории России. Однако, приспосабливаясь по форме выражения к господствующему идеологическому контексту, в своих корнях национальная идея всегда остается связанной с религиозным опытом народа и с его фундаментальным самоопределением в этой сфере. Детальнее об этих трансформациях будет сказано ниже.

2. Национально - государственная идея России.

Во всей своей полноте воплощением национальной идеи является вся культура тысячелетней России, давшая россиянам свой внутренний принцип различения своего и чужого и, одновременно, явившая всему миру образ русского , как такового. В этой же статье нас интересует более конкретный, а именно политический аспект национальной идеи. Нас интересует как общий характер национальной идеи отражается на понимании государственных институтов. Тем самым, мы будем говорить ниже о национально-государственной идеи.

Здесь, к счастью, любому человеку, более или менее знакомому с историей отечественной мысли не нужно много изобретать. Русская культура, имевшая, конечно, свои особые формы и темпы философского развития, дала,тем не менее, в XIX - XX веках такое цветение политологической и философски-правовой мысли, которому могли бы позавидовать многие западно-европейские страны. Назвать имена Б.Н.Чичерина, П.И.Новгородцева, К.Н.Леонтьева, И.А.Ильина, Л.А.Тихомирова, А.В.Карташова - это значит назвать только самых крупных мыслителей. Теме философии государства и права отдали дань почти все крупные русские философы: В.С. Соловьев, отец Сергей Булгаков, отец Павел Флоренский, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк и т. д. Тема эта была предметом глубоких размышлений великих русских писателей XIX века: А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого. В этом смысле мы воистину “стоим на плечах гигантов”, и самозванно изобретать “новую” национальную идею сегодня было бы дерзостью, настолько же инфантильной, как и бесполезной.

Тезисно русскую национально - государственную идею можно сформулировать следующим образом[2]:

1. Идеалом человеческого общежития служит образ свободного единения людей согласно истине, явленной нам Иисусом Христом. Христианские ценности любви,веры,жертвенности, образы христианских подвижников, совершивших свой жизненный подвиг в самых разных сферах жизни,являются той идеальной нормой, которой меряет себя русский человек.

2. Согласно истине христианства жизнь по заповедям божьим, в соответствии с христианскими идеалами невозможна без благодатной помощи самого Бога. Центром этой жизни на земле является Православная Церковь, как созданный самим Богом богочеловеческий организм, вопреки всей нравственной немощи людей, проникнутый благодатными энергиями и хранящий нормы христианской жизни. Всякая же попытка устроить совершенное человеческое общежитие без Бога, с опорой только на человеческую волю и разум, всегда обречена на неудачу и приносит человеку, оставляющему Бога, неисчислимые страдания. Поэтому всякого рода этатизм, культ государственности, видящий свою опору в самом себе, в своих теоретических принципах, как бы благородно они не выглядели сами по себе, и не имеющий связи с Православной Церковью, несостоятелен и обречен.

3. Однако, следование Христовым заповедям в жизни есть результат свободного выбора человека. Поэтому недопустимо(и невозможно) силой “загонять в христианство”, в Церковь. Церковь остается отделенным от государства институтом, занимающимся воспитанием нации, хранителем духовного предания народа. Государство же не может отделиться от Церкви, в том смысле, чтобы в своей деятельности начать проводить какие-то иные религиозные и нравственные начала, противные духовному преданию, содержанию национального идеала. Даже, если государство и претендует быть неким надконфессиональным, беспристрастным арбитром соперничающих в обществе идеологических течений (чисто правовое государство), то и тогда, фактически, оно становится противником воспитания нации в духе того религиозного идеала, который сама же нация признала для себя высшим, что недопустимо. А самое главное, государство претендует, в последнем случае, на роль судьи в вопросах, которые, в качестве фундаментальных религиозных принципов, сами являются основанием всяких суждений и оценок,вообще, и в частности, основанием понимания самого института государства. Другими словами, государство претендует здесь быть “религией самого себя”, смотрящей сверху на все исторические мировые религии и “гармонизирующей” их. Эта анонимная религиозность чисто правового государства оказывается не только противником господствующего национального идеала, но и противником любой национальной культуры вообще, что было не раз явлено в новоевропейской истории.

4. Государство и право рассматриваются с точки зрения нашей национально государственной идеи не как автономные начала, а как институты, помогающие воспитанию общества в духе христианских ценностей. Государство не принуждает к вере (что и невозможно), но оно:

а) ограничивает антихристианские, богоборческие элементы,

б) помогает утверждению в обществе духа христианской нравственности, справедливости, взаимопомощи.

5. Через соотношение государства и права с абсолютными истинами христианского откровения первые получают свою истинную меру и должный характер проявления. Общественное строительство и государственная деятельность не могут уже рассматриваться как направленные на удовлетворение “все возрастающих потребностей населения” самих по себе, как “построение общества всеобщего изобилия”, как построение некого “Царства Божьего на земле”. Из учения христианства мы знаем, что это невозможно, что Царство Божие состоит не в удовлетворении материальных потребностей, а есть внутри самого человека. Поэтому, отдавая необходимое внимание построению материальной инфраструктуры общества, проблемам производства и материального потребления, государство видит свою высшую задачу в производстве человека, в воспитании человека, одухотворенного идеалами христианской нравственности,в построении культуры, способствующей такому воспитанию. Государство трезво и сознательно отказывается от реализации утопий, суть ли это фантомы всеобщего равенства, связанные с утопическими социальными технологиями, или мечты об обществе всеобщего изобилия и комфорта, возникающего в результате прогресса технологий материальных, или бессмысленная вера в бесконечный прогресс человечества. В обществе и в самой жизни человека существуют противоречия, которые никогда не смогут быть преодоленными в земной действительности. Преодоление их лежит за пределами истории. В условиях земной жизни возможно только их символическое преодоление через проявления человеческой взаимопомощи, жертвенности, любви и подвига, что всегда открывает нам, одновременно, как нравственную высоту и благородство, доступные человеку в этой жизни, так и реальный онтологический “зазор”, существующий между нашим миром и миром высшего человеческого призвания. В этом сказывается неизбывная трагичность земного существования, но именно в этом - его высшая красота.

6. Как ни один рождающийся в мир человек, как ни одна из наций, существующих в мировой истории, не являются случайными, а реализуют в своем существовании определенный замысел Божий о них , так, и тем более, Россия не есть просто страна среди других , ординарное место игры общих и исторических закономерностей. Восприняв христианство в самом начале своего исторического развития, Россия оказалась естественным наследником византийской культуры, а вместе с ней и всей культуры древнего мира. В силу своей глубокой связи с Православием, бывшим духовным фундаментом всей русской культуры, Россия смогла успешно противостоять либерально-просвещенческим тенденциям западной культуры, размывавшим и обессиливавшим христианские начала европейской цивилизации. Даже и в советское время не утративший своей органической связи с национально-государственной идеей русский народ смог сохранить многие, воспитанные веками, христианские добродетели: жертвенность ради ближнего, самоотвержение во имя идеалов, любовь к Родине.

В ситуации сегодняшнего общемирового кризиса, Россия остается одним из главных гарантов сохранения христианских начал общеевропейской цивилизации. В нравственном отношении Западу нечего предложить России. Пафос гражданских прав, прав человека захлебнулся в господствующей стихии индивидуализма, коррупции и корысти аггрессивных политических групп.Происходящий у нас на глазах перераздел мира игнорирует любые моральные нормы. Средства массовой информации превращены в каналы методического нравственного отравления наций. Наркомания, проституция, гомосексуализм, педофилия, стали элементами обихода почти всех слоев общества, включая и высшие, от которых зависит принятие решений по определяющим для жизни наций вопросам. Духовно эксплуатируемая молодежь свои лучшие годы отдает пустому прожиганию жизни, принося огромные прибыли наркодельцам, шоу - и игровому бизнесу.Нет ни одной большой идеи, которая бы двигала сегодняшней западной цивилизацией. Духовно обессиленный человек становится беззащитной жертвой политической демагогии, тоталитарных сект, отчаяния...

Во многом этими болезнями больна сегодня, к сожалению, и Россия. Однако, традиционная роль православных начал в русской культуре, разочарование людей в либерально - демократической идее, стихийно - органическая тяга сегодняшнего населения к Православию, - все это дает надежду, что Россия сохранит свою верность христианским началам своего исторического бытия, поможет и лучшим силам Запада преодолеть переживаемый мировоззренческий и нравственный кризис.

Само геополитическое положение России,противостоящей сегодня запущенной на полную мощность государственной машине миллиардного Китая, фундаменталистским исламским странам, и духовно и политически однородной Западной Европе, требует согласования ее политики с фундаментальными культурными традициями мировой истории. Надеяться осуществить это без обращения к большой религиозно - философской идее было бы верхом наивности.

История показала, что христианство было для России столько же выбором, сколько и призванием... Роль защитника христианской цивилизации не была легкой, но только она давала высший смысл существованию России. Без Православия не было России, без Православия - ее и не будет.

3. Христианские традиции и советский период истории России.

Явно сформулированная национально - государственная идея в таком виде сразу вызывает законный вопрос: А хотим ли мы этой идеи? Главным пунктом вызывающим сомнения является, конечно, вопрос о соотношении с христианством. Именно это соотношение создает меру, задает масштаб всем вопросам общественного и государственного строительства. Ясно, что такой национальной идеи не хотят наши сегодняшние западники, идейные наследники западников прошлых веков. И в прошлом , и сегодня адепты этой линии оспаривали и оспаривают те духовные нормы, с которыми сторонники христианской точки зрения подходят к социологическим проблемам. Для наших западников правовое секулярное государство, либеральная демократия, свободный рынок товаров и услуг суть те ключевые концепции,которые только и могут спасти Россию от окончательной катастрофы. Они и необходимы, и достаточны для благополучного существования России.Всякие рассуждения о Боге и греховности человека есть для них пустое морализирование, вполне допустимое в личной жизни, но непозволительное с точки зрения проблем национально - государственного строительства.Здесь человек должен рассчитывать только на себя самого.И может рассчитывать, утверждают наши гуманисты западники, внося тем самым в свои рассуждения неискоренимую утопическую струю...

Но примут ли подобную национальную идею те, кто называют себя патриотами? Огромная часть их, воспитанная во время господства коммунистической идеологии, хотя и рассталась с большинством одиозных коммунистических догматов, тем не менее так и не пришла к Православию. Для этих людей, хотя и отталкивающихся с брезгливостью от нравственного облика “нового русского”, - индивидуалиста и космополита, жадного и предприимчивого до уголовщины, - тем не менее христианские идеалы отнюдь не стали еще символом веры и принципом мышления.

В этом смысле, положение Православия сегодня в России достаточно двойственно. Почти все крестят детей, ходят на Пасху святить куличи и яйца. Согласно статистическим опросам, около 70% россиян высказываются в пользу примата Русской Православной Церкви в религиозной жизни страны. Однако, Православие, православная культура не находятся в центре духовных интересов общества. Православие , помимо выполнения своей важнейшей функции духовного воспитания отдельных личностей, в общественной жизни страны, играет скорее репрезентативную роль, символизируя связь сегодняшней России с историей тысячелетней Россией до 1917 года. Само по себе это - хорошо, и это - неслучайно. Но христианская “закваска” которую , собственно, и должна распространять Церковь, еще отнюдь не изменила жизнь общества в должной мере. Об этом свидетельствует положение почти в любом важном секторе общественной и государственной жизни: средства массовой информации, сфера образования, армия, политика. В каком же смысле можно говорить, что русская национально-государственная идея и сегодня связана с Православием? Не логичнее ли признать, что несмотря на близость сформулированной нами национальной идеи самосознанию народа до 1917 года, сегодняшнему народу эта идея полностью чужда,как и была чужда советскому народу? Или вообще , согласиться с тем, что мы имеем сегодня уже третье государство на территории бывшей России, которое не имеет никакой внутренней связи с предыдущими ?

Признать это, значило бы уж очень “арифметически” подходить к идеологическим вопросам, считая: чья власть - того и идеология. Что, впрочем, есть лишь чуть переодетое одномерно-марксистское “господствующая идеология - идеология господствующего класса”. Это неверно уже и в отношении идеологии, но тем более это неверно в отношении национального идеала. Коммунистическая идеология никогда не могла заменить религиозной национальной идеи русского народа по простой причине: по природе своей идеология и религия отвечают разным потребностям человека, они так сказать, занимают разное “место” в душе, функционируют на ”разных этажах” душевной жизни. Идеология обращается к рассудку и страстям человека. Религия - к разуму, как полноте смыслоразличительной деятельности человека, и к сердцу. В коммунистической идеологии все было ясно и определенно. Не нужно было ни особых способностей, ни особого образования, чтобы усвоить коммунистические идеологические схемы. Они специально создавались, чтобы быть преподанными массам, толпе с трибуны, на митинге. В коммунистических идеологических штампах не над чем думать, здесь все понятно сразу. Их можно только выучить и применять как идеологическое оружие. Религия же сразу начинает с непонятного, с таинственного, с имеющего интеллектуальную глубину: Бог один - Бог - Троица, Бог умер (распятие) - Бог воскрес,согрешил Адам, но грех на всем человечестве и т. д. Религия, являя таинственную глубину жизни, требует напряжения разума даже от простых верующих. А в истории богословия было не раз явлено какие титанические философские усилия требовались для осмысления таинств веры.

С другой стороны, идеология всегда обращается к страстям человека. Не к способности чувства во всей полноте, а именно к страстям. Человеческое чувство, как таковое, слишком многомерная глубокая и сложная способность. Удовлетворить его во всей полноте может только соответственный же и предмет: любовь, искусство, мудрость, религия, Бог. Но коммунистические идеологические схемы не дают пищи для этой полноты. Они способны только “зажигать”( в особенности “в массах”) или ненависть к врагу , или преданность вождю. Страсть есть горючее революционного процесса. Советский человек , в этом смысле, был всегда специфически эмоционален. Сохранившиеся образцы советского массового искусства - яркое тому свидетельство. Хотя, конечно, жизнь как таковая была всегда богаче, чем партийные идеологические схемы, тем не менее, идеологическая муштровка оказывала всегда формирующее и, прямо скажем, калечащее влияние на психологическую , эмоциональную сферу.

Религия, особенно христианская, в этом смысле, всегда отличается культурой чувства. Страсти, сами по себе, рассматриваются как главные проводники зла. Центральная задача нравственной жизни- это обуздание страстей, очищение чувств. Любовь должна разделить в себе собственно любовь от вожделения, вера отделить себя от идолатрии, подвижничество от гордости, духовная радость от сомнительного веселья и т. д. Каждый, кто хоть чуть знаком с православной традицией, знает какое большое значение придается в ней очищению сердца от страстей.

Именно поэтому, в силу этих принципиальных отличий идеологии и религиозной культуры, первая никогда не может заменить вторую. Они залегают в душе человека (и народа), так сказать, на разной глубине. Подавление религиозной культуры осуществлялось коммунистической диктатурой чисто насильственными мерами: расстрелы священников, активных верующих, закрытие и разрушение храмов и т. д. Однако, духовно коммунистическая идеология никогда так и не смогла “выиграть у религии: переубедить народ, обратить его в сознательных сторонников своего мировоззрения. Именно поэтому, не только в первые два десятилетия советской власти, но и даже в шестидесятых годах, в хрущевские времена коммунистической партии приходилось активно бороться с “религиозными предрассудками”. И это неудивительно ! Вся русская культура, вся изучаемая в советской школе великая русская литература, насыщенная христианскими интенциями, вся двухтысячелетняя европейская христианская культура были против рассудочно-утопических коммунистических схем. Религиозное чувство народа было загнанно в подполье задушевной жизни, но было живо всегда. Точнее, коммунистическая пропаганда, в каких бы изощренных до изуверства формах она ни культивировалась, по самой своей природе не могла достигнуть той душевной глубины, где хранились религиозно-национальные чаяния народа. Эту врожденную неполноту, неэффективность коммунистической пропаганды наиболее проницательные из партийных руководителей чувствовали всегда. Они всячески призывали творческих деятелей культуры помочь делу пропаганды, организовать культурно-эстетический “оживляж” партийной идеологии. Да и с самого начала, еще с “Коммунистического манифеста”, марксистская утопия пыталась играть религиозно-эсхатологическими интенциями[3]. Однако, хотя коммунистическая утопия и вскружила головы многим , и нередко, далеко не худшим представителям нации, вовлекла в свое страстное кружение и народные массы, тем не менее, повторяем, по самой своей природе утопическая рассудочная доктрина не могла удовлетворить жажды народа в религиозном идеале.Эта духовная жажда оставалась глубоко сокрытой , неутоленной и невостребованной.

Однако, мы все помним, конечно,те грозные события советской истории, когда поневоле пришлось обратиться к этой духовной силе, скрытой в глубине народной души. Сталин, своим инстинктом государственника, хорошо почувствовал, что одной советской идеологии недостаточно для оборения гитлеровского зверя. Воспаленно страстная советская готовность защищать социалистическое отечество и дело партии быстро сникала под огнем противника, перед лицом смерти. Потребовались более фундаментальные духовные резервы нации. И Сталин обратился к тому, что было оплевано и загнано в подполье народной души самими же большевиками. К патриотизму русского народа, к его национальному самосознанию, к его национально-государственному инстинкту, и , следовательно, более или менее явно, к его религиозной составляющей. Были частично возвращены из лагерей священники, восстановлено патриаршество, началось восстановление храмов. Народ сразу откликнулся на это, действительно, национальное движение власти, это и предрешило победный исход великого противоборства.

Не учитывать определенного единства, - включая, что для нас самое главное,и духовное единство, - советского народа и дореволюционной России,сегодняшней России и России тысячелетней - это значит не только отрицать очевидный общечеловеческий факт духовной связи поколений [4]. Это , в особенности, означает не понимать фундаментального историософского факта наличия всегда в духовной жизни нации вместе с господствующей , публичной идеологией идеологии скрытой[5]. Народ, так или иначе, вынужден мириться с существующей властью и ее политикой. Изменение этой политики, смена самой власти суть непростые многоступенчатые процессы, которые нельзя, к сожалению( а может быть и к счастью), реализовать тотчас по желанию. Однако, принимая эту власть de facto, народ отнюдь не всегда принимает эту власть de juro. Это недовольство властью выражается в разных формах: от легального существования оппозиции до актов гражданского неповиновения и бунта. Это расхождение народа и власти имеет, так сказать, разную глубину. Есть недовольство, касающееся конкретных программ правительства, коренящееся в объективном многообразии возможных точек зрения по поводу решения конкретных экономических, политических или культурных вопросов. Но есть расхождения более принципиальные Когда народ чувствует власть чуждой себе, своей природе, своим традициям, своей национальной идее. В особенности, это касается случаев когда власть захвачена иностранцами или проводит чуждую национальным традициям политику. В этом случае, вынуждено подчиняясь власти, духовно народ никогда не считает эту власть законной. Обращаясь к формуле нашего гениального национального поэта, мы можем сказать , что в этом случае “народ безмолвствует”. Так, и в советское время, несмотря на восторженные приветствия на съездах от имени простых доярок и трактористов, ученых и писателей, домохозяек и космонавтов, в адрес “родной коммунистической партии, советского правительства и лично...”, мы констатируем: народ безмолвствовал. И отнюдь не потому, что тоталитарный коммунистический режим самой своей формой не давал возможности волеизъявления народа. Последнее десятилетие достаточно показало нам, что и формально демократическое устройство государства отнюдь не гарантирует действительно народной политики власти. Главнейшим было и остается расхождение политики власти с национально- государственной идеей России.

4. Национально-государственная идея и соборность.

Национально-государственная идея любого народа, однажды возникнув, найдя свои конкретные историософские выражения, символы, уже не может бесследно исчезнуть из народной души. Точнее, она может исчезнуть только с исчезновением самого народа. Под исчезновением народа понимается здесь не обязательно, поголовное физическое уничтожение этого народа, а прежде всего , исчезновение его как субъекта всемирно-исторического процесса. Национальная идея представляет собой как бы средоточие разума нации. Помутится и погаснет этот смысловой центр национального единства и народ просто распадется во внешне и случайно объединенное множество индивидуумов, в этнографический материал (Н.Я. Данилевский)[6], открытый и духовно незащищенный против любых культурных, политических и военных интервенций. Национальная идея является духовной скрепой любой нации.

Использование метафор “разум нации”, “душа нации”, “самоопределение нации” и т. д. в этой работе, конечно, неслучайно. Действительно, мы исходим из некоторой философии истории, которая уже не раз находила свои яркие воплощения как у отечественных философов, так и у западноевропейских[7] . Согласно этому пониманию, народ, нация, представляет собой определенное надъиндивидуальное органическое единство, “соборную личность”. Отдельные индивидуумы данной нации выступают при этом как бы различными воплощениями этого надъиндивидуального духовно-материального единства. Сама эта соборная личность имеет свою внутреннюю структурированность и организацию, которая в разных системах выражается по-разному. Но ясна главная интенция этой структурированности: в некотором смысле, действительно можно говорить о теле, душе, духе, разуме нации. В пользу подобной философии истории, говорит прежде всего, сам политический дискурс всех времен и народов: термины “ душа народа”, “дух народа” и т. д. распростанены были всегда и везде, у цивилизированных народов ничуть не меньше, чем у диких. Здесь не место обсуждать эту концепцию во всей ее глубине и сложности. Но необходимо остановиться на одном ее существенном для отечественной культуры моменте.

Таким принципиальным моментом является вопрос о связи индивидуального сознания и общенародного. Он имеет и непосредственные общественно-политические коннотации : кто, собственно, имеет право говорить от имени народа? Чем гарантирована претензия выражать “дух народа” ? Каковы критерии подобной прерогативы? В отечественной культуре ключевым термином для прояснения этих вопросов является слово соборность. Слово это довольно затрепано в сегодняшней общественно-политической лексике, особенно патриотической. Это тоже, конечно, свидетельствует об актуальности для российского общественного самосознания обозначаемого этим словом содержания. Однако, к сожалению, наиболее распространено ложное понимание термина “соборность”, а именно, как синонима коллективности. “Соборное мнение”, “соборное решение”, аналогично, становятся просто другим выражением для понятия коллективного мнения, решения , принятого большинством. Это понимание неверно, не соответствует ни логике употребления этого слова, ни его происхождению. Свое происхождение это слово ведет из церковного православного словоупотребления. Соборной называется, собственно, Церковь Христова. Объясняя, почему Церковь называется соборной, святитель Филарет Московский писал: “Потому что она не ограничивается никаким местом, ни временем, ни народом, но заключает в себе истинно верующих всех мест, времен и народов”[8].Единение церковного народа поверх пространства и времени предполагает христианское учение о Церкви, как едином мистическом теле, главой, которого является сам Богочеловек Иисус Христос, а членами - все остальные истинно верующие христиане. Выступая как соборное единство, Церковь говорит не просто от имени какого-то частного собрания, имевшего быть в определенном месте и в конкретное время, а от имени того мистического, сверхвременного богочеловечекого единства, которым она себя осознает. Что и подчеркивается всегда в торжественном и многозначительном зачине постановлений церковных соборов: “ Изволися Духу Святому и нам... ”(и дальше идут постановления собора). Единство соборное, в этом смысле, есть уже не только единство мнения членов Церкви всех времен и народов, а единство с самой Истиной (Дух Святой) , единство в Истине.

Игнорировать эту мистическую компоненту в слове соборность, сводить его смысл только к коллективности - значит полностью не понимать религиозно-историософской специфики этого термина. Употребления этого термина в более широком контексте, чем чисто церковный, в смысле, “соборного единства русского народа”, всегда, нередко и невольно, обусловлено теми же глубинными мистическими интенциями. Речь идет не просто о коллективном единстве ныне живущих представителей этого народа, и даже не об арифметическом единстве всех представителей народа, скажем, за последнюю тысячу лет. Речь идет об их единстве в некоторой истине, с точки зрения некоторого принципа единства, исповедуемого ими.Этим принципом единства и является национально-государственная идея,обсуждавшаяся нами выше.Конечно, Православная Церковь не ограничивается только русским народом и национально - государственная идея русского народа не ограничивается, как уже было отмечено, только общеправославным исповеданиям. Однако многим нынешним идеологам и политикам необходимо усвоить основополагающую истину: выступать от имени соборного единства русского народа, т. е. от единства, в которое по определению входят и Козьма Минин и Дмитрий Пожарский, и священномученик Патриарх Гермоген, и преподобный Сергий Радонежский, и святой князь Дмитрий Донской, и святой благоверный князь Александр Невский, и святой равноапостольный князь Владимир и необозримое множество простых русских православных людей , невозможно вне Православия. Пытаться делать это - значит пытаться рядом с этой исторической соборной православной Россией “сооружать” какой-то свой новый собор, на новых отличных от традиционного принципах , дерзать проектировать и строить новую ( и, конечно уж, как всегда у утопистов, “лучшую”) Россию.

Поскольку соборное мнение означает не просто “принятое большинством”, а обязательно и “причастное истине”, “истинное”, то господствующее мнение может оказаться и в противоречии с соборным. История Церкви знает немало примеров, когда сторонниками истинного соборного мнения оставались единицы, а подавляющее большинство уклонялось в ложную сторону ( в ересь) . Тем более это справедливо в отношении народа, как национального единства. Выразителем национально-государственной идеи может и не быть большинство населения. В этом случае референдум ничего не скажет об истинном значении для народного сознания национальной идеи. Актуальное духовно-психологическое состояние народа может быть таково, что он фактически, оказывается ниже своей собственной соборной национально-государственной идеи. Народ, как целое, является всегда носителем этой идеи, и идея эта составляет, как мы говорили выше, центральный смысловой факт его самосознания. Однако, как и отдельный человек, народ в своем бытии может быть в данный период времени экс - центричен , отвлечен от главного смыслового средоточия своего исторического бытия. Душа его может быть замутнена навязанными ложными идеалами или страстными идеологическими одержаниями, подавлена и измотана неопределенностью, скована маловерием и отчаянием. И, несомненно, именно такое время переживаем мы сегодня. Игры в референдумы в этом случае являются обманом народа и, что трагичнее, его самообманом.

В этом случае,нередко, именно меньшинство, отдельные идеологические группы и личности могут оказаться выразителями соборного народного мнения, его национальной идеи. В силу различных причин - происхождения ли , духовного и интеллектуального воспитания, жизненного опыта и т. д. - они могут оказаться медиумами, через которых будет высказано то, что лежит в глубине души каждого россиянина, любящего Родину и русскую культуру. Народ несомненно узнает свою же собственную национальную идею, заветную и близкую , бесконечно отраженную в героях русской истории и культуры, однако эта “радость узнавания” может придти не сразу. Нужно сознательное воспитание народа, направленное на очищение его души от всего наносного,чужеродного, соблазнительно льстивого и духовно ядовитого. Необходимо время и сознательная воспитательная политика, чтобы народ пришел в себя.

5. Национальная идея как предание, выбор и обет.

Опознание собственной национальной идеи народом есть не только очищение национального самосознания. Национальная идея не есть просто формула, которую можно объяснить и запомнить. Национальная идея есть вместе с тем и некоторый обет, который требует веры и решимости. Вместе с очищением самосознания усвоение национальной идеи есть, одновременно, и воспитание воли нации. На национальную идею нужно решиться, а решившись - быть верным ей. Все наши сегодняшние трудности - внутри-, внешнеполитические, экономические, социальные, национальные - суть только лишь внешнее выражение работы, происходящей в глубине души нации. Народ выбирает - согласен ли он быть преемником тысячелетней православной России? Согласен ли он подтвердить свою верность традиционной для России национально-государственной идее, как бы еще раз присягнуть ей после смутных десятилетий чужеродного идеологического пленения ? Для этого мало лишь чисто юридического признания сегодняшней России правопреемником СССР и России дореволюционной. Это требует серьезного изменения основных духовно-политических ориентиров национального бытия и явной формулировки национально-государственной идеи.

Если же - нет, если народ не сделает сознательного выбора в пользу той идеи, из которой, собственно, и произросла вся русская культура, в том числе и политическая, тогда изменится все: ментальность, религиозные основы, этнический тип, территория. Помимо потрясений экономических, народу тогда предстоит еще пережить и религиозную революцию, серьезную деформацию Православия; революцию этническую, связанную с массовыми передвижениями народов, что явится для России геополитической катастрофой. Будет уже другая страна и другой народ. Эта другая страна может называться как-то по своему, - Евразийский ли Союз, или какая - нибудь Туранская конфедерация, однако, Россия как самостоятельное государство, русская культура, как сокровищница всего того, что мы любим, чем мы восхищаемся и вдохновляемся,и русские, как субъект всемирной истории - исчезнут.

Ведь национальная психология, национальный генотип, тесно связаны с типом культуры данного народа, с национальной идеологией. Народ может временами изменять своей национальной идее, загонять ее глубоко в подполье, впадать в своеобразное духовно-идеологическое беспамятство. Однако, гибкость национальной психологии и, так сказать, идеологическая эксцентрика имеют свои границы, за которыми начинается разрушение национального генотипа. Народ перестает существовать не только как носитель своей особенной культуры, но и как отдельный этнический тип. Остается только, по уже цитированному нами определению Н.Я. Данилевского, этнографический материал, которому суждено раствориться в составе других национальных образований.

Народ России, постепенно приходя к осознанию своей национальной идеи, ее всемирно-исторического значения, стоит сегодня перед выбором. Вместе с ним стоят перед выбором и его лидеры, правящие и оппозиционные, формальные и неформальные. Ведь сам по себе народ как голая народная масса сделать этот выбор не в состоянии. Он должен быть просвещен и организован. Тем большая ответственность ложится на сегодняшних руководителей народа: духовных, общественных, политических. Они должны ясно осознать, наконец, что существование такого огромного государства, как Россия, что возникновение великой русской культуры, изумляющей весь мир, возможны были только потому, что в основании этой культуры лежала глубокая христианская национально-государственная идея, сплотившая народы шестой части суши в единый национальный организм. И что существование России как целостного государства в дальнейшем, как преемника тысячелетней русской культуры определяется,в главном, именно отношением к этой идее.